Сергей Михеенков - Солдатский маршал [Журнальный вариант]
День сбора плодов был для Конева и днём сбора семьи, и днём радости от общения с детьми и внучками. Сторонник и ревнитель семейного консерватизма и Домостроя, он любил, когда за большим столом собиралась вся семья. В такие дни на радостях мог позволить себе рюмочку–другую.
Часто в своём кабинете засиживался со старшей дочерью Майей.
Майя с успехом окончила МГУ, переводила польских писателей на русский язык, была великолепным стилистом и специалистом по польской литературе. Конев, страстный книгочей, частенько получал из ЦК книги по закрытому «спецсписку». Каждую очередную связку «запрещённых» книг, как правило, первой перебирала Майя. Но иногда приносила такую же связку книг отцу. Она общалась с людьми из диссидентствующей и полудиссидентствующей среды. 60‑е годы — время вольных ветров в советском обществе. Конев, прекрасно понимавший, что происходит в стране и мире, видел, что эти ветра всерьёз захватили старшую дочь. Не всегда и не во всём разделяя её увлечения и взгляды, он всё же относился к этому терпимо.
Майя какое–то время жила с первым мужем в Америке. Вернулась усталая. Первый её брак распался. Во втором браке была счастлива. Её муж Василий Архипов был заместителем Главного конструктора КБ Микояна. Человек увлечённый, талантливый авиаконструктор.
Так получилось, что старшие дети разделились: сын, Гелий, больше тянулся к матери. Майя была привязана к отцу.
Свободомыслие старшей дочери не особенно смущало Конева. При всём консерватизме своих взглядов и позиций он понимал, что в чём–то и она права.
Однажды Майя принесла очередную «связку»: книгу Н. А. Соколова «Убийство царской семьи», роман «Доктор Живаго» Б. Пастернака, «В круге первом» А. И. Солженицына.
Конев книги прочитал. К их содержанию и позиции авторов отнёсся по–разному. Книга Соколова ему понравилась. К «Доктору Живаго» он отнёсся нейтрально. Стиль романа ему не понравился, а идея показалась неясной, рыхлой и слишком глубоко запрятанной, чтобы зажечь читателя. По этому поводу он процитировал Майе своего любимого Льва Толстого:
— Ясность — удовольствие ума! А здесь этого нет.
«А вот по поводу Солженицына, — вспоминает Наталия Ивановна, — у них с Майей были страшные споры, которые заканчивались на повышенных тонах».
Надо полагать, что разговор о Солженицыне был не единичным эпизодом интеллектуальных бесед отца и дочери.
Младшая Наташа, в то время школьница–одиннадцатиклассница, старалась не пропустить разговоров отца и старшей сестры о литературе, о прочитанных книгах. Она уже полюбила мир книг и русского языка и мечтала о том, что её будущее будет связано с языком и литературой.
Так и случится. Отец ей желал медицинского поприща. А она ушла в любимую с детства русскую словесность. Надо заметить, что, как это часто происходит в крепких здоровых семьях, на младшую большое влияние оказала старшая сестра.
— Я благодарна сестре за то, — рассказала Наталия Ивановна, — что она помогла мне полюбить поэзию, воспринимаемую тогда моими ровесниками очень остро, поскольку в литературу вошло новое поколение, оценивавшее в поэтической форме свою эпоху, нередко с критической точки зрения. Они делали это талантливо, экспрессивно и публично — на поэтические вечера в Политехническом музее собиралась масса народа. Сестра Майя сумела научить меня радоваться слову, «вкусности» фразы. Ей очень хотелось, чтобы я смогла почувствовать, какой талантливый, не ходульный, не агитпроповский поэт Маяковский, которого мы «проходили» в школе. Был извлечён из папиной библиотеки редкий однотомник Маяковского. Но главной книгой, с которой нам всем удалось познакомиться в иностранном издании, было «Собачье сердце» Булгакова. Меня, школьницу 11‑го класса, книга потрясла. С отцом мы её не обсуждали, мне показалось, что он не хотел делиться со мной возникшими после её прочтения мыслями, но ни спорить, ни возмущаться не стал».
В это время Конев, конечно, не без участия дочерей, начал собирать новую библиотеку. Первая его библиотека, собранная в 20‑е и 30‑е годы, осталась в оккупированном Ростове. После войны он пытался наводить справки, но поиски никаких результатов не дали. Библиотека пропала. То ли сгорела, то ли растащили.
Для нового собрания Конев приобретал то, что любил или что хотел прочитать в прежние годы, но не мог по разным причинам. А теперь, наконец, настала пора сбора урожая. Можно было позволить себе несколько часов кряду, а то и день напролёт просидеть за любимой книгой.
В библиотеке было много книг из академической серии «Литературные памятники». Конев всегда ценил основательность. Часто делал на полях пометки карандашом, словно намеревался к этой мысли ещё вернуться. Выписывал и читал военно–технические и военно–исторические журналы, периодику. В доме всегда были свежие «толстые» литературно–художественные журналы: «Новый мир», «Иностранная литература», «Октябрь». Любил листать «Рыболов–спортсмен», «Здоровье», «Огонёк».
Конечно же, политика, интерес к тому, что происходит в мире, в стране, в Кремле и на Старой площади, не оставляли его. И с некоторых пор Конев пристрастился слушать «голоса». Наталия Ивановна рассказывает, что «отец включал свой старый ламповый радиоприёмник «Сименс» и слушал новости по «Голосу Америки», «Радио «Свобода», «Би — Би-Си», иногда «Немецкой волне». «Немецкая волна», её передачи и стиль Коневу нравились меньше.
Сын Гелий жил своей жизнью. По выходным он тоже приезжал на дачу в Архангельское. Высокий, стройный, своей мужской статью словно повторявший юность отца, он женился на такой же красавице из ансамбля танца Игоря Моисеева Ирине Алексеевне Чагадаевой. Окончил военное училище, стал офицером. Но с сыном была беда — пристрастился к спиртному: друзья, весёлые компании.
Гелий рос весьма одарённым человеком. После школы поступил в Военный институт на факультет иностранных языков, но не окончил его, перевёлся в Военно–дипломатическую академию Министерства обороны СССР. Учился с отличием, в совершенстве овладел английским и готовился к карьере военного атташе за рубежом. Но вскоре последовало указание — детей высокопоставленных чиновников и военных на работу за рубежом не брать. Гелий окончил Военную академию им. М. В. Фрунзе. Служил в ГРУ. Но артистическая натура, унаследованная от матери, выталкивает его из среды, подчинённой строжайшим правилам. Прекрасный музыкант, импровизатор, он не раз буквально покорял своей виртуозной игрой на рояле Хачатуряна и Цфасмана. Цфасман приглашал его к себе в джаз–бэнд. Но — не судьба. А тут ещё одна неприятность: дело полковника ГРУ Олега Пеньковского, работавшего на британскую Ми‑5 и ЦРУ. А с Пеньковским он был хорошо знаком — учились вместе в Академии, а потом служили в ГРУ. Осталась одна дорога — в войска. Вскоре он уже — командир полка в Печенге под Мурманском. Затем поступил в Академию Генерального штаба. Москва, старые забавы и снова — срыв. Отец, разозлённый его поведением, делает всё, чтобы сына загнали как можно дальше от Москвы. «Барство». Гелий попадает в Нахичевань на должность заместителя командира стрелковой дивизии. Но пьянство продолжается. Из армии его комиссовали в начале 70‑х годов. Вернулся в Москву. Жил на пенсию, подрабатывал в какой–то конторе начальником отдела кадров. Несколько раз женился. Детей больше не было. Продолжал пить. Сестру Майю, которую он очень любил, пережил всего на полгода.
Гелий женился на Ирине Алексеевне Чагадаевой в 1948 году. Развелись они в 1965‑м. С разводом связана вот какая история.
Конев не знал о том, что с его сыном случилась «русская болезнь». Домашние и Анна Ефимовна скрывали от него всё, что было связано с запоями и «барством» Гелия. Правда открылась после того, как начался бракоразводный процесс. Сын приехал на дачу и объявил о разводе с Ириной. Отец вскипел, выгнал Гелия из дому и сказал, чтобы ни в отцовском доме, ни в Москве не появлялся до тех пор, пока он этого не позволит. Так и произошло.
Но отцовское сердце отходчиво. Забота о единственном сыне брала верх. Он даст Гелию ещё один шанс — сын поступит в Академию Генштаба…
Это была трагедия и сына, и отца.
Гелию надо было идти на сцену, а не в казарму.
Жена Гелия, Ирина Алексеевна, урождённая Чагадаева, была из некогда известного и славного дворянского рода. Её отец — князь Алексей Дмитриевич Чагадаев — Саканский — был учредителем Царскосельского Аэро–автомобильного спортивного общества, страстным автомобилистом. Развивал автомобильное дело в России и видел в нём большие перспективы. Участник первой мировой войны. Так же, как и Конев, воевал в тяжёлом артиллерийском дивизионе. Награждён офицерским Георгиевским крестом 4‑й степени за бой под Молодечно. После революции, стараясь затеряться, скрыть своё происхождение, перевёз семью из Петербурга в Москву. Будучи прекрасным специалистом–автомехаником, работал в автомобильном хозяйстве ВСНХ, затем на различных должностях на автозаводе им. Сталина. Арестован и расстрелян в 1937 году как «враг народа» на Бутовском полигоне. В 1962 году реабилитирован.
